Добро пожаловать в один из самых полных сводов знаний по Православию и истории религии
Энциклопедия издается по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
и по благословению Патриарха Московского и всея Руси Кирилла

Как приобрести тома "Православной энциклопедии"

«КИЛИКИЕВСКИЙ» КРЕСТ
33, С. 468-471 опубликовано: 28 июня 2018г.


Содержание

«КИЛИКИЕВСКИЙ» КРЕСТ

запрестольный выносной 8-конечный крест (160×89,5×8,5 см) из вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря; в наст. время - в собрании ВГИАХМЗ. Украшен окладом из медной позолоченной басмы, деревянная основа креста на обеих сторонах прорезана углублениями-нишами, в к-рые вставлены костяные пластины с резными изображениями (сюжетные композиции, фигуры святых, поясные и в рост - всего более 80). Временем создания К. к. принято считать 1-ю пол. XVI в. Костяные пластины на К. к. были собраны в процессе его создания. Нек-рые пластины, видимо, появились во время разновременных поновлений, даты к-рых установить не представляется возможным. Часть утраченных изображений была восполнена в ходе научной реставрации (напр., композиция «Предста Царица» на оборотной стороне в 1999).

«Киликиевский» крест. Рубеж XV и XVI вв. (ВГИАХМЗ)
«Киликиевский» крест. Рубеж XV и XVI вв. (ВГИАХМЗ)

«Киликиевский» крест. Рубеж XV и XVI вв. (ВГИАХМЗ)

На кресте нет вкладной надписи, большинство подписей к фигурам, за исключением тех, что были вырезаны вместе с изображениями, не сохранились. В опубликованных монастырских документах XVI-XVII вв. К. к. легко узнать по описанию и местоположению: в 1593 и 1688 гг. он упомянут за престолом как крест «выносной болшей», резной из «рыбина зубицы» (моржовая или слоновая кость) в металлическом окладе, украшен изображениями Распятия, праздников, пророков и «иные многие святые»; никаких связей с именем основателя монастыря эти описания не дают. Происхождение креста из Киликии (область в М. Азии), отразившееся в названии, представляется легендарным. Предание о привозе запрестольного креста из Киликии и о передаче его в дар вел. кн. Димитрием Донским прп. Димитрию Прилуцкому существовало в кон. XIX в. и было закреплено в историко-краеведческой лит-ре в нач. XX в. (Лукомский Г. К. Вологда в ея старине. СПб., 1914. С. 249; сомнение в ее достоверности было высказано Г. И. Вздорновым - см.: Вздорнов. 1972. С. 82-83).

Предположение о появлении К. к. после казанских походов Иоанна IV Васильевича Грозного 50-х гг. XVI в. опирается на монастырское предание, вошедшее в житие прп. Димитрия Прилуцкого (Вологодского). Одному из заболевших братьев во время строительства 3-го деревянного здания монастырской церкви было видение, что сам прп. Димитрий Прилуцкий участвует в работе. Когда по завершении строительства получивший исцеление монах подумал, что хорошо бы увидеть рядом с новой церковью ее основателя, ему был голос: «Димитрия ли ищешь? Ныне чудотворец Димитрий в Казани». Далее упоминается, что летом того же года войска вел. кн. Московского были в походе у Казани и в тот день, когда иноку было явление преподобного основателя, «явилась в Руси великая помощь над неверными» (Жизнеописания достопамятных людей земли Русской: X-XX вв. / Сост.: С. С. Бычков. М., 1992. С. 135; Украинская. 1990. С. 52). Житие прп. Димитрия, известное в неск. редакциях, основано почти целиком на устных сведениях преемников святого (Украинская Т. Н. Житие Димитрия Прилуцкого // СККДР. Вып. 2. Ч. 2. С. 259-260); сведения о построении 3-й соборной церкви находятся в сводной редакции Жития, известной уже в кон. XV в. по рукописям (Она же. 1990. С. 14) и произведениям иконописи (житийная икона прп. Димитрия Прилуцкого письма мастера Дионисия (80-е гг. XV в.- 1503, ВГИАХМЗ; см.: Украинская. 1990. С. 18). Отсутствие царского титула в тексте указывает на то, что он посвящен событиям до 1547 г.; походы Московских вел. князей на Казань были частыми уже в 80-х гг. XV в., когда их цель состояла в поддержке промосковской местной элиты. Начатый весной 1487 г. поход вел. кн. Иоанна III Васильевича на Казань сопровождался осадой и завершился сдачей города 9 июля. Новым царем был поставлен хан Мухаммед-Эмин («Магмедамин»), а побежденный хан Али («Алегам»), его жены и сыновья были вывезены на Русь в вологодские мон-ри. Нек-рые из родственников бывш. казанского царя приняли крещение и породнились с семьями Московской Руси, в т. ч. с правящей семьей: зятем вел. кн. Василия III был Петр (Худай-Кул), царевич Ордынский, родной брат хана Али (Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства. М., 19913. С. 50). Вероятно, именно в этот период и в этой среде могли сформироваться соответствующие сюжеты, включенные в Житие прп. Димитрия Прилуцкого. Возможно, на легенды об участии К. к. в походе на Казань повлияло почитание святого и особенно его иконы письма Дионисия при вел. кн. Иоанне III (подробнее о местных преданиях см.: Голейзовский Н. К. О датировке местной иконы «Димитрий Прилуцкий с деянием» из вологодского Спасского Прилуцкого мон-ря // ДРВМ. 2003. № 3(13). С. 64-65).

О времени создания К. к. можно лишь выдвигать предположения, основанные либо на исторических обстоятельствах, либо на стилистических особенностях его резных пластин, в большинстве своем близких к эпохе Дионисия, т. е. к рубежу XV и XVI вв. (Николаева. 1968. С. 37-38; Вздорнов. 1972. С. 82-85). Мнение, что К. к. был вложен в мон-рь еще в 1-й пол. XVI в. вел. кн. Василием III или царем Иоанном IV (Вздорнов. 1972. С. 85; Древнерус. искусство. 2008. С. 49), не вполне согласуется с такими особенностями К. к., как бессистемность изобразительной программы, сборный характер сюжетов и фигур и разновременные детали украшений. Эти качества можно объяснить тем, что К. к. был смонтирован из пластин, оставшихся от более древнего почитаемого выносного креста (или 2 крестов), к-рый в XVI в. уже был обязательной частью церковного убранства столь крупного мон-ря, как Прилуцкий. Возможно, К. к. мог быть создан в короткий промежуток «опричного» времени, когда в кон. 60-х - нач. 70-х гг. XVI в. царь Иоанн IV избрал Вологду своей резиденцией. Тогда в городе был построен каменный Софийский собор по подобию московского Успенского и было создано много икон для городских церквей. Возрождение в XV-XVI вв. византийской традиции украшать резными рельефами предметы богослужения, в частности процессионные кресты, могло повлиять на возникновение в названии одного из них эпитета, напоминающего о далекой Киликии.

Иконография

По стилю, цвету и фактуре материала все изображения можно разделить на несколько групп. К древнейшим рельефам В. Н. Лазарев относил 2 композиции «Успение» и «Предста Царица» на лицевой стороне; датировал их 1-й пол. XVI в. (Лазарев. 1955. С. 539). Остальные рельефы в зависимости от уровня мастерства исполнителя подразделяются на группы. К первой относят изображение Распятия с предстоящими на лицевой стороне; для фигур характерны вытянутые, чрезмерно удлиненные пропорции тел, ног, ладоней, деталей личного, напр., форма носа, сложная проработка глаз с воспроизведением век, четкий, геометричный, угловатый рисунок; эти особенности проявляются в композициях праздников, в надписях; костяные пластины имеют коричневый, теплый оттенок; для рельефных композиций используются редкие изводы, как на пластине с «Нерукотворным образом Спасителя с ангелами», а также подчеркнуто однообразие повторяющихся по рисунку фигур, напр., как на рельефе «Обретение главы св. Иоанна Предтечи». Стиль этой группы достаточно близок произведениям визант. резной кости XV в. Большинство фигур и композиций на лицевой стороне К. к. созданы, вероятно, одним мастером или произведены в одной мастерской. Лазарев определял мастера-резчика как младшего современника Дионисия и знатока визант. резьбы (Там же. С. 540). Вторая группа рельефов отличается светлым, почти белым тоном и ровным оттенком кости. Фигуры имеют приземистые пропорции, рисунок более примитивный, рельеф плоский, без намека на объем. Имитация пластики достигается за счет заглубления поверхности, без попыток воспроизвести ракурс и движение фигур. Лики округлые, с выпуклыми глазами и короткими носами, губы резаны внутрь, почти не выделены. Стиль этой группы графический, детализированный и декоративный: по краям одежды (плащей, поясов) пущены «жемчужки», сходным образом обработаны волосы. Свитки и нимбы имеют огранку по внешнему краю, линейная разделка волос напоминает «косицу»; эти свойства обнаруживают единство с памятниками резьбы XVI в. различных регионов, в частности новгородской (складень в ГММК; см.: Соколова И. М. Резной деревянный складень из собр. Музеев Кремля // ГММК: Мат-лы и исслед. М., 1984. Вып. 4: Произведения рус. и зарубежного искусства XVI - нач. XVIII в. С. 57), а также среднерусской резьбы (запрестольный крест мастера Салмана (1578, ЯМЗ; см.: Харламова. 2003)), и, возможно, восходят к еще более старым образцам пластики XV в.

Большинство фигур первой группы первоначально могли быть частью складня-иконостаса. Это изображения пророков, чаще всего поясные, в позе моления. Подавляющая часть рельефов второй группы - прямоличные поясные и в рост изображения иноков.

Распятие с предстоящими и ангелами. Фрагмент «Киликиевского» креста. Кон. XV — нач. XVI в.
Распятие с предстоящими и ангелами. Фрагмент «Киликиевского» креста. Кон. XV — нач. XVI в.

Распятие с предстоящими и ангелами. Фрагмент «Киликиевского» креста. Кон. XV — нач. XVI в.

Пророки держат свитки двумя руками. Фигуры отличаются по цвету и по особенностям исполнения от фигур основной группы рельефов. Так, св. жена в короне, возможно св. Екатерина Александрийская, на лицевой стороне, под косой перекладиной, изображена в свободной позе, драпировки ее платья чрезмерно пластичны. Часть святых опознается по иконографически значимым деталям: напр., на оборотной стороне слева от центральной композиции «Спаситель на престоле» ап. Петр - по ключам в руке, вмц. Анастасия (?) - по кресту и «узелку» (ковчегу); на лицевой стороне под Распятием врачи-безмездники Косма и Дамиан - по ящикам-ковчежцам. Большинство святых неидентифицированы, могут быть отнесены только к чинам святости: пророки, апостолы, преподобные, пустынники. Нек-рые фигуры апостолов и святых по облику и атрибутам явно европ. происхождения свидетельствуют о поновлениях в XVIII в.

На сборный характер К. к. указывают не только произведения, различающиеся манерой исполнения, но также несколько хаотичное, лишенное четкой структуры сочетание пластин с многофигурными композициями и единоличными изображениями св. иноков и отшельников, дублирование сюжетов (напр., сцена «Успение Пресв. Богородицы» представлена дважды - на верхней перекладине и центральном древке). Можно предположить, что для изготовления К. к. были привлечены готовые произведения (икона, складень, иконостас или небольшой крест). Возможно, эти предметы пользовались особым почитанием и были связаны с личностью, память о к-рой сохранялась в Спасо-Прилуцком мон-ре. К небольшому складню, исполнявшему роль походного иконостаса, могла относиться единственная фигура столпника в куколе - поясное изображение, возможно прп. Симеон Столпник на верху столпообразного 2-ярусного сооружения.

На К. к. сохранились редкие изводы иконографий нек-рых общехрист. и рус. святых. Изображение Спаса Нерукотворного, размещенное на лицевой стороне креста над Распятием, отличается деталями, малоизвестными в правосл. древнерус. и слав. искусстве. Классический по пропорциям и рисунку Лик Спасителя представлен на фоне ткани, формат которой так велик, что для закрепления ее концов, собранных в узлы, потребовалась опора, показанная как своего рода «рогатина»; схожее изображение ткани отмечено на 2-частной иконе «Спас Нерукотворный и «Не рыдай Мене, Мати»» тверского происхождения (кон. XIV-XV в., под записью 1-й пол. XVI в., ГЭ), на к-рой 2 ангела держат плат одной рукой за узел, а другой - за скрученный длинный конец; длинный узорчатый плат воспроизведен на иконе «Деисус, со Спасом Нерукотворным» 2-й пол. XVI в. (НГИАМЗ). В отличие от известных икон «Спас Нерукотворный» на К. к. один ангел изображен над платом и 2 - в нижней части, под узлами; но они не прикасаются к ткани, их лики обращены друг к другу, ладони, как и крылья, разведены в стороны (жест прославления и адорации); возникают аллюзии на тему Св. Троицы. По краю композиции надпись: «Образ нерукотворенный Г(оспод)а на(шего) IC ХС»; видимая часть плата украшена крестообразными орнаментами. В использованном для этой композиции образце Плащаница - это не только образ-носитель Лика Спасителя, но и погребальная пелена для Тела Христова, а также символ прославления ангельскими чинами святыни - Мандилиона-Убруса с Нерукотворным образом Спасителя. Возможно, образец был зап. происхождения (о почитании Нерукотворного образа Спасителя в христ. традиции см.: Бельтинг Х. Образ и культ: История образа до эпохи средневековья / Пер. с нем.: К. А. Пиганович. М., 2002. С. 237-256; Смирнова Э. С. «Смотря на образ древних живописцев»: Тема почитания икон в искусстве Средневек. Руси. М., 2007. С. 50-100; о западных иконографических источниках в рус. иконографии Спаса Нерукотворного см.: Евсеева Л. М. «Св. Образ» в XV-XVI вв.: Иконографические типы и формы почитания // Спас Нерукотворный в рус. иконе / Авт.-сост.: Л. М. Евсеева, А. М. Лидов, Н. Н. Чугреева. М., 2005. С. 108-133). На обороте К. к. над Христом, сидящим на престоле, центральным элементом деисусного чина, помещен вполне традиц. Св. Лик, с крещатым нимбом, длинными прядями волос, без ангелов и ткани.

Кроме того, в программе избранных сюжетов К. к. подчеркивались различные варианты царственной темы, напр. иконография «Предста Царица», известная в иконописи, но не имеющая отношения к темам праздничного ряда. Популярность этой темы связана с повторениями древней новгородской иконы из собора Св. Софии в Новгороде, на протяжении XVI в. приобретшей качества специфически локального сюжета для икон, писавшихся в архиерейской новгородской мастерской.

Не все святые, изображения к-рых сопровождаются надписями, были верно идентифицированы исследователями. Так, считается, что на рельефах К. к. представлены прп. Ефрем Перекомский (Новгородский, по определению Т. В. Николаевой) и св. Савва Вишерский (Николаева. 1968. С. 38; см. также: Федотова М. А. К вопросу о Житии Саввы Вишерского // ТОДРЛ. 2001. Т. 52. С. 545; Древнерус. искусство. 2008. С. 49; Игошев В. В. Поклонный крест прп. Саввы Вишерского // ДРВМ. 2012. Вып. 3(49). С. 39-40). Однако детали образа, подписанного именем «СТЫ САВА», напр. окладистая борода с разведенными в стороны концами, соответствуют иконографии прп. Саввы Освященного († 532), основателя лавры близ Иерусалима и автора первого монастырского устава. Тогда соседнее изображение с подписью «СТЫ ЕФРЕМ» может представлять не святого Русского Севера (Перекомского или Новоторжского), а прп. Ефрема Сирина († 373). К числу изображений рус. святых с большой долей уверенности могут быть отнесены образы праведных св. князей Бориса и Глеба († 1015), представленных в виде отдельных фигур без подписей на лицевой стороне К. к., на нижней косой перекладине креста, московских митрополитов Петра и Алексия, к-рые узнаваемы по одеждам и чертам ликов, помещены также на лицевой стороне; ярославских князей Феодора († 1299) и его сыновей, Давида и Константина, изображенных на оборотной стороне, с подписью (сохр. часть с упоминанием Феодора как Смоленского). Наличие их изображений может указывать на создание К. к. резчиками ростовского круга, поскольку в Ростовскую епархию входили Ярославль и Белозерье с Вологдой; появление образов св. равноапостольных царя Константина и царицы Елены («ЦРЬ КОNСТАNТI», «ЦРЦА ЕЛЕNА») скорее обусловлено темой прославления Креста, а не их патрональным характером.

Поскольку традиция украшать выносные кресты праздничными сценами была устойчивой и прослеживается во всех сохранившихся памятниках, можно сопоставить сюжеты праздничных пластин К. к. с соответствующим чином высокого иконостаса. Так, представлены праздники: Рождество Христово, Сретение, Преображение, Вход Господень в Иерусалим, Вознесение, Сошествие Св. Духа; отсутствуют сюжеты на тему Страстей Господних, но введены сцены Богородичного цикла: Рождество и Введение во храм, «Предста Царица»; некоторые праздники дублируются: Успение и «Покров Пресв. Богородицы» в разных изводах, с Христом и без Него, что указывает на использование памятников разных художественных и иконографических традиций - новгородской и московской. Редкой является композиция «Обретение главы прор. Иоанна Предтечи».

Использование для украшения больших процессионных (или запрестольных) крестов резных костяных пластин было в Др. Руси связано с заимствованием визант. традиций и следованием образцам. Весьма вероятно, что таким образцом были предметы богослужения центральных храмов Др. Руси. Древнейшие рус. запрестольные кресты с костяными резными рельефами были созданы уже в XV в.: крест Успенского собора Московского Кремля, обновленный в 1570 г., с использованием резных пластин греч. работы нач. XV в. (ГММК; см.: Стерлигова И. А. Неизвестные поздневизант. рельефы слоновой кости в Музеях Моск. Кремля // Образ Византии: Сб. ст. в честь О. С. Поповой. М., 2008. С. 477, 483, 484; Она же. Работы греч. резчиков на Руси: К изучению стиля древнерус. мелкой пластики 1-й пол. XV в. // ДРИ. М., 2012. С. 251, 253), а также запрестольный крест сер.- 2-й пол. XV в. работы мастера Амвросия, художника, ювелира и резчика, обновленный в сер. XVII в.: древние пластины были перемещены на новую основу из кипариса, крест был украшен дорогим окладом (ныне в СПГИАХМЗ; подробнее см.: Николаева. 1968. С. 35-36. Ил. 84; об Амвросии см. также: Олсуфьев Ю. А., Флоренский П. А., свящ. Амвросий, троицкий резчик XV в. Серг. П., 1927. С. 39-41. Табл. 12-26; Николаева Т. В. Произведения мелкой пластики XIII-XVII вв. в собр. Загорского музея: Кат. Загорск, 1960. С. 311-314. Кат. 155). Похожий по типологии крест в XVI в. был в новгородской ц. Спаса на Ильине ул.- крест 1532 г. работы мастера Стефана Романовича с детьми (НГОМЗ; см.: Шляпкин И. А. Древние рус. кресты // ЗОРСА. 1907. Т. 7. Вып. 2. С. 59; Трифонова А. Н. Деревянная пластика Вел. Новгорода XIV-XVII вв. М., 2012. Кат. 5. С. 42-53). Повторение в деревянных крестах всех иконографических особенностей драгоценных резных крестов известно по кресту св. Саввы Вишерского (Игошев В. В. Поклонный крест прп. Саввы Вишерского // ДРВМ. 2012. № 3. С. 33-44). В XVI в. кремлевские Успенский и Благовещенский соборы имели по 2 процессионных креста, из них сохранились два 8-конечных креста в драгоценных оправах с литыми рельефными композициями и драгоценными камнями из Благовещенского собора (сер. XVI в., ГММК; см.: Моршакова Е. А. Золотая и серебряная утварь, княжеские и царские наперсные мощевики // Царский храм: Святыни Благовещенского собора в Кремле: Кат. выст. М., 2003. Кат. 40. С. 167-169; Вера и Власть: Эпоха Ивана Грозного: Кат. выст. М., 2007. Кат. 5, 6. С. 42-43) и один - из Успенского собора. К. к. воспроизводит композицию, сходную с др. памятниками той же типологии (напр., крест 1578 г. работы мастера Салмана из ярославского во имя Преображения Господня муж. мон-ря, ныне в ЯХМ; см.: Харламова. 2003), но не достигает роскоши и сложности столичных произведений, той стройности в следовании иконостасу в качестве образца (как, напр., в запрестольном кресте Благовещенского собора Московского Кремля).

Дублирование фигур и сюжетов, несогласованность расположения праздничных композиций и рельефов с фигурами в молитвенных позах, некогда бывших частью иконы-складня или другого креста, отличают К. к. от др. произведений XVI в. этого типа.

Ист.: Спасо-Прилуцкий мон-рь // Переписные книги вологодских мон-рей XVI-XVIII вв.: Исслед. и тексты / Отв. ред.: М. С. Черкасова. Вологда, 2011. С. 30, 54.
Лит.: Лазарев В. Н. Дионисий и его школа // История рус. искусства / Ред.: И. Э. Грабарь. М., 1955. Т. 3. С. 482-541; Николаева Т. В. Древнерус. мелкая пластика XI-XVI вв. М., 1968; Вздорнов Г. И. Вологда. Л., 1972; Рыбаков А. А. Худож. памятники Вологды XIII - нач. XX в. Л., 1980. Ил. 64-68; Украинская Т. Н. Житие Димитрия Прилуцкого - памятник вологодской агиографии // Древлехранилище Пушкинского дома: Мат-лы и исслед. Л., 1990. С. 7-53; Харламова И. Г. Запрестольный крест XVI в. мастера Салмана из собр. Ярославского музея-заповедника // Ставрографический сб. М., 2003. Кн. 2: Крест в Православии. С. 146-156; Древнерус. искусство в собр. Вологодского музея-заповедника / Авт.-сост.: А. А. Глебова, С. Б. Маймасов, Т. Г. Петрова. М., 20082; Вел. князь и государь всея Руси Иван III: Кат. выст. / Сост.: Т. Е. Самойлова. М., 2013. Кат. 22. С. 86-89.
М. А. Маханько